Все началось с дикого желания выйти из душной комнаты, не сидеть на месте, не зная, чем себя занять. Оделась нервными движениями, выбежала на улице, поблагодарив солнце, которое звоном  манило на свежий воздух. И уверенными шагами направилась к метро. Вышла на станции Хрещатик. Оглянувшись, остро почувствовала, как соскучилась по Дому с химерами. 

Городецкий помахал мне рукой, сидя за столиком с чашкой кофе. А нет, батюшка, гений, вдохновившейся Африкой, я так от вас просто не остану. Залезла на постамент и заметила книгу. Неброская, но я не сомневаюсь, что захватывающая. Вы сидите один напротив ледяного стула. Весной я приду сюда, достану терадку и буду что-то строчить, подмигивая вам время от времени. А сейчас… холодно на улице.

Каменное, стремящиеся к небу, творение — мне так хорошо, как-будто наконец-то нашла гармонию. Сзади послышались голоса молодых людей. «Отсюда лучший вид». Я повернулась: мужчина фотографировал друзей на фоне здания. «Ей, тетя», — обращался точно ко мне. Я посторонилась и улыбнулась. Ничего себе, я, студентка, уже тетя. Компания засмеялась. Кому-то радостно, — подумала я с облегчением, стараясь не концентрировать мысли на себе. Куда приятнее было видеть радостные лица и рассматривать фасады киевских домов, чем злиться. 

Из витрины закрытого киоска выглядывало мое отражение — девушка, щеки которой были залиты румянцем. «Жанна, я никогда не видела тебя такой счастливой». Но я знала, что это ненадолго, просто захотелось запечатлить в памяти улыбающиюся фигурку, чтобы сказать, что не зря скиталась по земле. Почему-то мелькнула мысль, что умерла бы я сегодня, это была б спокойная и светящияся смерть. Только надо было еще успеть посидеть с Городецким, и я готова ступить в подземное царство.

Прошлась от Золотых Ворот к Андреевскому спуску. Заметила неплохую картину, сфоткала и смеясь, отправилась дальше. Скоро — еще одна станция метро, откуда я поеду домой. Сидя в вагоне, улыбнулась пару раз мальчику, который сидел на коленях отца. Детям труднее всего, потому что хрупкие цветы их детства распустятся в жестоком мире. Отец встал и потянул мальчика к дверям. «Здраствуйте», — сказал мне доверчиво мальчуган, выходя из вагона. Я улыбнулась, пробормотав «Привет». Услышал ли? Я рада за него. Что сделал бы взрослый, если б на него таращились или непонятно чему улыбались? Подумал, что что-то с ним или человек напротив — псих. 

Я пыталась убежать от себя или разобраться? Так ли иначе, я готова к превратностям судьбы. Приходите, я встречу вас с высоко поднятой головой, смущенным взглядом, печально-радостной улыбкой и полубезумным смехом. 

14 января 2013

Я, Дмитрий, вместе с моими друзьями Дашей и П. посетил данное заведение. Так как денег у нас нет, мы пришли сюда просто посидеть. У П. были с собой пирожки с творогом и изюмом, которые приготовила его мамка. Пирожки очень вкусные. Так вот, хотелось бы чтобы в новом году вы ввели пірожки в меню и поставили на них соотвествующую цену, но не больше чем 3.50 грн. 

В основном заведение данного рода очень устраивает меня. Мы с друзьями еще непременно придем сюда))) (с).

Учитесь, господа!

Я хохотала. На радио на всех! радиостанциях была лучшая музыка!!! Жизненная, веселая, душевная! В час ночи)

А у вас было так, что заметили человека в толпе, время останавливалось, вы видели только его и уже никогда не могли выбросить из головы? Бежали за ним, словно привязанные невидимой ниткой? И до сих пор лелеяте надежду о встречи, не думая о проценте удачи?

— Давайте начнем с простых ассоциаций. Я говорю — день, а вы…

— Прошел зря.

***

— Черт, а черт, вот что ты весь день делаешь?

— За людьми наблюдаю.

— Ну и что?

— В основном, вы тратите время на непонятно что.

— А на что его тратить?

— На непонятно что.

— Логично, — заметила я, — А на что ты его тратишь?

— На непонятно что, — Черт засмеялся. — Убийство придумала?

— Подумаю об этом завтра...

Знаете, мне иногда кажется, что целую неделю можно ничего не делать. Это полезно. Это вовсе не лень и не безделие, а погружение в себя. Вот как сейчас — мы сидим с Чертом, читаем что-то, комментируем, не замечаем, как пролетает время и как заснем за монитором. Звучит ненавязчивая музыка, за окном — белая пустыня, засыпанная хрустящим сахаром, что переливается от прикосновений улыбчивых фонарей. И мы сами улыбаемся от этого странного и такого спокойного времяпровождения. Мысли умрите, дайте мне почувствовать спокойствие в этом бешенном ритме хотя бы на час. Хотя бы на час… дайте умереть. Нет оболочки, меня, есть только ритм сердца и легкая как крыло одинокой птицы музыка внутри. Есть только тишина.

Но как жаль, что я все чаще боюсь такого спокойствия. Меня пугает мир, где нет звуков. Какие-то несделанные дела чудовищами заставляют сердце биться чаще.

Я лишь течение, тихая речка. «Не бойтесь этих ощущений, войдите в них. Вы можете проваливаться, вы можете взлетать...». Нет, я могу лищь плыть по бесконечному морю, тихо-тихо, медленно, не зная куда, зачем. И почему меня страшит это вода? Мне кажется, я утону и — проклятые стрелки вдруг побегут так бешенно, что я буду хвататься за них, падать вновь и разбивать себе руки в кровь.

— Черт, научи меня равновесию.

— Если б я знал, как...

Еще живу. Юхууу! Но гады выключили горячую воду.

Не хочу стареть, страдать маразмом, портить жизнь другим. Хочу не умирать, пока имею отличные мозги)

Как пел Игорь Тальков: «Поэты не рождаются случайно. Они летят на Землю с высоты… Их жизнь окружена глубокой тайной, хотя они открыты и просты. Глаза таких божественных посланцев всегда печальны и верны мечте. И в хаосе проблем их души вечно светят тем… мирам, что заблудились в темноте».

Сидела, думала, страдала. Черт попыхивал трубкой и задумчиво наблюдал. Рисовала неистово, как будто кто-то вот-вот возьмет да и заберет бумагу. Рисовала солнце, вокруг которого миры. Солнечные краски вокруг желтого диска. Декламировала черту какую-ту странную песню забытой Богом души.

Вот ее текст: «Туда летят проклятые Богом души, окруженные мраком собственных страхов, сомнений и неудач, взявшись за руки, летят навстречу солнцу, чтобы найти свою звезду, свое новое солнце и свой новый мир, чтобы окунуться во все краски мира и раствориться в нем, обретая покой. Во всем они видят круг, вихри вокруг него укажут им путь, они не расстанутся, скрепленные клятвой „Страшнее всего одиночество“. Их не много. Их всего лишь семеро. И они — те, кто нарушили все правила, сыграли все роли, окружили всех загадками, тысячи раз винили всех и себя, тщетно искали смысл жизни, ненавидя существование, презирали и обожествляли себя, выдумывали миссию, ища спасение от реальности и бытности, те, кто прокляли себя, свою жизнь и других. Проклятые за это Богом, они вели жизнь мучеников в их собственном представлении, найдя среди серой толпы друг друга, перевернули все свои представления вверх тормашками — и полетели туда, откуда не возвращаются. Из найденного себя не возвращаются, его только совершенствуют или отдают в руки судьбы, позволяя ему или сохнуть, или цвести. И те семеро выбрали первое, создавая мир вокруг себя, превращая мысли в действия, а действия подчиняя мыслям».

Черт его знает (хотя я даже в этом сомневаюсь), что тогда хотела сказать. Наверно, что творческие люди, которые создавают сами себе вопросы и сами ищут на них ответы, придумывают проблемы и ищут выходы душевными терзаниями, — странные люди. Просто они как стекло: вроде и ничего в них нет, но так много всего отражается, что заглядывая в их души, можно увидеть целый мир.

Это мое представление. У кого оно другое. Я не против. Я даже за: чем больше мнений, тем лучше.

— Черт, чего ты? Сидишь прям, как скульптура Родена «Мыслитель».

— А? — Черт повернулся ко мне с отрешенным взглядом.

— Да, так ничего. Тебе пора наверно, — сказала я.

— Да, да, — и Черт выпрыгнул в окно, потоптавшись перед этим на месте.

— Куда… же тебе пора? — внезапно я задумалась над тем, а где же проводит все время Черт и представила его за стойкой с бокалом вина в руке. Вокруг танцуют красавицы, но Черту все приелось. Он даже не смотрит на них, только отмечает про себя новые дополнения к нарядам модниц. — Эх, Черт, остался бы у меня. Поспал бы на кресле. Куда тебя вечно тянет?      

"А он, мятежный, просит бури, Как будто в бурях есть покой!" Удачи тебе, буду ждать! — крикнула я в кромешную темноту за окном и забралась под теплое одеяло.

«Всем спокойной ночи»

— Этого мало, — сказал Черт. — И вообще ты тут сопли распустила.

— Да ладно, — огрызнулась я. — Тема любви неприятна?

— Зачем она вообще вам? Чтоб страдать?

— Чтоб жить, — ответила я.

— Не понимаю, можно жить ради цели, творчества, безумной идеи. Ради любви — не понимаю.

— А ради всего: и твоего, и моего?

— Можно, но слишком много. Надо выбирать приоритеты.

— Ну тогда, я выбираю учебу и любовь. И творчество.

— Загнешься, — твердо сказал Черт.

— Значит тому и быть, — просто ответила я и выключила комп.

Черт, усмехнулся, и выпрыгнул в окно. Я б за ним — бывает такое, просто выбиваешься из сил. Но разве это интересно? Всем сладких снов.

Иногда я думаю о Н. Думаю, а что если б я сказала, все было б не так, и тогда мне неспокойно на душе, хочеться бежать и бежать, зовя на помощь. Я пробегаю по тропинке в парке, згущается туман, дождь течет вместо непоявляющихся слез. Я сильная, сильная. Нет, я всего лишь маленькая девочка, затерявшаяся в воспоминаниях.

И вот ты — бежу вдогонку. Стоп, снято. Я бежу за призраком, гоняюсь, а он то исчезает, то вновь появляется. Но у него нет глаз, чтоб меня увидеть, нет ушей, чтоб услышать, носа, чтоб почуствовать запах, нет кожи, чтоб застыть от прикосновения. Я бежу за призраком в тумане прошлого и грез. У него есть только улыбка, которая сводила меня с ума.

Стоп, снято. Ты — все еще смутно когда-то любимый. Ты — герой моего школьного романа. Ты так похож на моего кумира детства Джеки Чана. Ты — призрак. Мне холодно от бесплотных воспоминаний, горячо от занывшего сердца.

Прошлого не вернуть. Я пойду своей дорогой, пусть даже слабо освеченной вечерними фонарями. А ты живи своей жизнью. Ты стал для меня Призраком, так оставайся им. Оставайся улыбкой в тумане, оставайся. Ты — светлая рана сердца. Ты — в моей душе, а оттуда ты уже никогда не сможешь уйти.

Прошу тебя, сердце успокойся. Стоп кадр? Остановите. Гасите пожар!..