Новый Год Обычный я провожаю в семейном кругу – сначала за столом, потом за компьютером. Елка у нас растет во дворе – нарядная, в шарах, гирляндах и огоньках. Я пытаюсь ее сфотографировать сквозь стекло, получается бурое болото с разноцветными пьяными светлячками. Подарки сыплются, как манна небесная, главным образом из мешков родственников и немного из моих карманов. Родители выдерживают максимум три фильма и идут спать. Я в знак солидарности гашу свет и, лежа в кровати, строчу сообщения на телефоне.

— Так что, берем на двоих?

У меня вырывается хохот, плавно переходящий в истерику.

— Девушка, знаете, несите нам счет, — на официантку я не смотрю, но выражение ее лица представить нетрудно. Заведение не из дешевых, девушку мы отсылаем уже который раз, не делая заказа и прося подойти позже, однако хорошее настроение после получасовой игры в боулинг, пусть даже с одним забитым страйком со второй попытки, не улетучивается, поддерживаемое аккордами песен рока. Фраза про счет принадлежит Жене, который нашел нас в пабе и, увидев лишь чай на столе и услышав реплику от меня «У них тут такое веселое меню», предложил отправиться в Мистер Кэт. Чашка обжигающего язык чая переходит из рук в руки, словно трубка мира. Две гривны на чаевые – и нас уже нет.

В Мистере Кэте вечеринка, «попытаем счастья в следующем» говорит Женя, и прогулка по морозу продолжается. В следующем — нам везет. Благо, я взяла паспорт, а то не видать Жене б кальяна как своих ушей. Барометр моего настроения звенит как два бокала: стрелка подскакивает к отметке «замечательно» и изгибается, чудом не выпав из механизма. Выгнутый ее конец меняет время от времени траекторию. Раз – после того, как узнала про устройство, с помощью которого можно «заказать» сон или увидеть себя и другого человека в вашем совместном сне. Новость вызывает недоумение, горькое «Наживаются на человеческой лени» и твердое «Лучше я меньше проживу, чем пробуду больше одного дня в будущем сумасшедшем мире».

В маршрутке мужчина уступает мне место. Дух Нового Года пролетает и над джентльменом: в супермаркете мы встречаемся повторно – я за тортиком, он – за горошком к Оливье, желаем друг другу счастья и расцветаем улыбками. К родственникам я прибегаю в качестве подарочка под елочку. Единственное, что я могу подарить, — это сладкое и позитив. Помощи от меня никакой – голова кружится от выпитого, лопочу я на украинском без остановки, и украсить комнату мне удается только с пятой попытки.

За столом успеваю испачкать себе джинсы, пока готовлю двоюродному братику коктейль из разных соков для детей. Не успеваю переодеться. Успеваю выпить желание, пусть несгоревшее до конца. До двух часов кому присылаю поздравление, кому звоню. Письмо Деду Морозу оставляю на потом. Завтра не надо на работу, но я очень устала, чтоб не забываться сном дольше. В это время родители в Крыму: смотрят фильмы и гуляют первый раз на моей памяти до шести утра.

Пожалуй, это самый лучший Новый Год не дома.

Извините, что грустно, но так вышло

***

Она бежала к нему каждое утро. Ласкалась к теплым рукам, играла в кошки-мышки, дразнила, убегая и задорно смеясь. Вместе играли в войнушки, брызгаясь водой. Когда веселье затухало, она ложилась рядом и слушала речи, отмечая малейшие вздохи. Вздымалась грудь — и она ловила его холодное дыхание искусанными губами.

Когда она приходила в слезах и падала перед ним на колени, он плакал вместе с ней и бил кулаком по скале, злясь на несправедливую судьбу, а потом утешал, твердя, что она делает все правильно. А она швыряла в него камнями, выплескивая гнев, а потом просила прощения и натянуто улыбалась, когда вечерело.

Этим днем она пришла с другим. Он был внешне тих и спокоен, но внутри бушевал ураган. Она шепнула своем спутнику: «Подожди меня здесь» и направилась к нему, всматриваясь в лицо, не разрывая...

«Прости, я не выполнила своего обещания. Я отдала руку тому, кого не люблю. Ах море, море. Скажи мне, за что? За что?».  Но море молчало.  И лишь крики чаек были ей ответом.

Цветы… цветы… цветы… Сколько вас погибло? Сколько понадобилось крови, чтобы победить? «Он просто раздовал чай», и вот уже фотография и рядом свечи, «совсем ребенок, совсем ребенок», «шли с щитами»...

Рыдает пожилая женщина, не сдерживает слезы девушка, люди идут молчаливо вдоль полосы цветов, останавливаются, чтоб сфотографировать на память или прочитать обращение: «слава героям! они боролись за свободную Украину». Толпы, толпы людей на фоне черного от пожаров Майдана.

И табличка-обвинение «А де ви були під час штурму?». И вправду, а где я была? На мое заявление: «Я бы пошла, не было б вас, родителей», папа только хмыкнул. И заслуженно — я трусишка. И могу только мечтать о том, как геройствовать, а вот, чтоб пойти и сделать… силенок не хватит. 

А у них хватило. Как настоящие козаки, выстояли. Построили собственное государство в центре Киева и показали властям, что народ — это не просто галочка в бюлетене.

Люди с камерами, эксперты, снимающие видео, чтобы выяснить, откуда стреляли. Протестующие, черные, словно шахтеры, сидящие у баррикад. Люди, передающие из рук в руки камни для памятника героям.

И море, море цветов. 

Иду на трамвайную остановку. Позади меня два мальчика 6-8 лет с мамой. Один говорит:

— Мама, мам, отгадай загадку. Кого вся страна не любит?...

— Виктор Янукович! — перебивает его второй.

— Да погоди ты, я не договорил. Мам, отгадай загадку: кого все в стране не любят?...

— Виктор Янукович! — снова перебивает его второй.

— Да погоди ты, я не договорил. Мам, отгадай загадку: кого все в стране не любят, кто людей убивает?...

— Беркут! — кричит второй уже тише.

— Да погоди ты, я ж не договорил...

Почему мне так одиноко? Почему я хочу крикнуть всем «Оставьте меня в покое кроме...». Почему я выбираю иллюзии? Почему добиваю себя вновь и вновь, слушая одну и ту же песню до слез? Почему полюбила? Почему ее? Я ненавижу выходные — хочу быть с ней, а дела… да плевать я на них хотела! Почему? Почему? Почему? Почему...

Мальчик путался у меня под ногами, и я всю дорогу боялась его сбить. Он просил маму дать ему флажок, та несла украинский флаг и время от времени показывала сыну что-нибудь интересное в толпе. Мы с подругой старались не отставать: я слушала рассуждения женщины о бесполезности вхождения Украины в Евросоюз и мысленно с ней соглашалась, задаваясь вопросом: «Чего  мы настолько отсталые? И вроде ж народ неглупый, а бедный, и ленивый что-ли. Как всегда надеемся на третьего, а потом свалим всю вину на ту же Европу, если нам не понравится».

Пока мы бодрым потоком спускались к Майдану, одна бабушка поблагодарила нас, крикнув «Слава тем, кто пришел на митинг», мальчик высказался по поводу лозунгов,  недовольно сказав маме «Не хочу, чтоб они кричали ЗЭКА ГЕЙ», мама смущенно поправила его: «не гей, а геть», я успела рассмотреть знамена и недоуменно уставилась на розово-голубо-желтый, прыснула, заметив развивающийся радужный лоскут ткани, а затем вспомнила, что «Флаг мира» и «Прайд-флаг» одной расцветки.

На площади пела вместе со всеми «Червону руту», махала флагом и жевала бутерброд. Для большинства из присутствующих митинг напоминал юмористическое шоу. «Анекдот рассказывает», — весело комментировал мужчина речь кого-то из оппозиции. Я прислушалась: какой-то депутат в качестве протеста сидит на одной брюссельской капусте, самолет Кличка не пустили в «Борисполь» и «Жуляны», Юлия Тимошенко в который раз кричит  что-то про волю и Украину, и если наш президент будет против, оппозиция опять заблокирует роботу Верховной Рады.

Мы идем обратно. Я в душе смеюсь над депутатами и думаю, как они далеки от народа, который ни во что их не ставит. Как и они нас. 

1

Я падаю. В бездну. Твой крик «Нет!». 

Я читаю мысли в твоей голове — «эгоистка, о других ты подумала? обо мне ты подумала?»

Я думала. Я же просила тебя отпустить. Ты не захотела. 

— Прощай, — и безумная улыбка.

2

Давай начистоту. Я сама виновата, что так близко подступила тебя к себе, что сняла маску, а ты не одевала свою. Мы с тобой слишком разные, не так ли? Ты уверяешь меня, что тебе нужен покой, я тускло говорю «понимаю» и смеюсь над твоими словами, когда остаюсь одна.

3

Я понимаю. Дурацкая фраза. Я понимаю — и что?

И сдерживаю желания? Порывы души? Фу, долой пафос.

Предпочитаю наготу. 

4

Во снах ты подходишь ко мне все ближе - я отступаю с ужасом в глазах — и ты твердишь, что я не смогу отвязаться от тебя. Мучаться, как ты заметила однажды, наверно, мой удел.

5

Эх, давай начистоту. Я ненавижу тебя. Я ненавижу тебя за улыбку, что дарит мне несбыточные надежды, за дружескую поддержку, за терпение, за преданность человеку, которого ты даже не любишь, с которым я б хотела поговорить о нас. Ведь он не подходит тебе, а я... 

6

Знаю, ты не любишь и нас нет. Тогда зачем тебе я, а?

Отдай мне пистолет. Он нужен-нужен мне.

7

Да, давай начистоту. Я люблю тебя. Я хочу быть с тобой.

Хочу сделать тебя счастливой, поэтому отдай мне пистолет.

Он нужен-очень нужен мне.

8

Твой голос дрожит, ты приближаешься ко мне, как в том чертовом сне. Все ближе и ближе. Дыхание, сияние глаз, везде ты. Нет, я не позволю снова привязать себя.

9

Дальше некуда бежать. Раскрытое окно.

Я падаю. Ха, смерть паршива. Ты кричишь «Нет!». 

Я отмечаю свои мысли в голове, словно сторонний наблюдатель, — «что нет? стоило того?»

Я представила тебя и услышила «Люблю». Настоящая ты не захотела. 

— Прощай, — и призрачная ты улыбаешься.

Помогите)))) плииииз

Ветер играл с ее волосами, то подбрасывая, мягкими пальцами забираясь в локоны, нежно касаясь кожи и охлаждая ее прерывистым дыханием, то перекидывая их из ладони в ладонь, сыпля каскадами на плечи, то накидывая на лицо подобно капюшону. Ветер играл с ее плащом, то хватая низ подола, цепляясь в него отчаянно, то гоня девушку в спину, подальше от себя, обволакивая тканью стройное тело. Ветер играл с ее слезами, то обжигая сильным дуновением, то ласково смахивая их с ресниц.

Девушка шла, ничего не замечая вокруг, сгорая от чувств, разбиваясь на мельчайшие осколочки тщательно скрываемого внутреннего мира. «Да прекрати же ты», — прошептала она, отреагировав на очередной порыв ветра, словно он пытался ее удержать. «Ветер, эх ветер, — исполинскими шагами она неслась вниз по тропинке, — а вот она никогда не обнимет меня, не приласкает».

Листья кувыркались, следуя за ней. «Да погоди же ты, — кричали они, — мы бы принесли тебе весну, да сами пожелтели». «Пожелтели, — зацепилась девушка за эту мысль и блуждающим взором окинула осенний парк. – Цвет разлуки».

Ветер вытер ее слезы, а затем провел рукой по лужам. «Все изменится», — как бы говорил он, показывая рябь на воде. Девушка грустно качнула головой. «Только не в моем случае. Смотри», — она позвала ветер и, как если б прощалась, помахала рукой, — «Мир, что трепетал пару мгновений назад, таким и остался… серым». Ветер сердито зашумел в золотой листве, и пару капель упали девушке на голову. Она встряхнула волосами и ускорила шаг, пряча руки в карманы, вся сжимаясь под резкими порывами, кричащими «Очнись! Очнись!».

«Ветер, эх ветер, отстань», — прошептала она, смотря себе под ноги. Ветер поднял подол ее красного плаща и преградил ей дорогу, люто шумя в лицо. Девушка остановилась, закрыла лицо руками и вздохнула. Закричала на весь парк «Ну что ты от меня хочешь?» и рассерженно-усталым взглядом окинула хмурое небо.

Небо безмолвствовало. Ветер кружился с листьями, делая вид, что выкинул из головы свою спутницу. «Дурак», — прошептала девушка и поспешила домой. Парк притих, ловя шевеление ее губ, прерывистое горячее дыхание и резкие беспокойные движения. Боль в сердце притупилась. «Заноет с новой силой… ночью», — подумала она.

Темнело. Ночь. Кровать. Холодно. Сны. Жарко.

Утром ее поприветствует солнце. Девушка поспешит туда, где будет та, которая не любит. Прибежит в надежде, что все образумится. Снова и снова. Опять и опять. «Чертов день», — сорвется с ее закусанных до крови губ.

Ветер играет с ее волосами, с плащом, со слезами, с истерическим смехом. Скрипачи виртуозно и страстно теребят нервы-струны. Губы шепчут «Люблю», а ноги бегут подальше от той, которая «ее-не-ее».

«Ночь,

у тебя, сверкающей и пьянящей, все кошки серы. А я ведь не серая. И вовсе не кошка. И, несмотря на это, все верно. Серость достается будням, а они у меня только днем.

Ты въезжаешь на колеснице, запряженной дымчатыми волками, в город — и зажигаются огни. Фальшивые, искусственные, неоновые … надежды. Первый солнечный луч разорвет их на куски.

Загораются звезды. Далекие, холодные, манящие. Души предков или ангелы теперешних, какая разница, все равно бродягам Земли до этого нет дела.

Светит Луна. Завораживает и зовет за собой. Приливы и отливы, всплески то радости, то грусти. От нее мне не спрятаться.

Закрываются глаза. Вздыхаю, носом втягиваю твою прохладу.

Снятся сны. Сумбурные или построенные на логике, вещие или пережитки прошлого, тревожные или незапоминающиеся. Но во всех снах я настоящая. Нет смысла прятаться за масками.

А что днем?

Кошки разноцветные, но окрас не отражает их сущности, гаснут огни и мир погружается в жестокую реальность, не видно на небе звезд и не думается о вечном, Солнце жжет беспощадно, лишние звуки капают на мозги, глаза открыты (иногда лучше б не видели), сны есть абсурд и нечего в них копаться.

Все кошки серы. Но только в дурман-день. Ведь так, ночь?

Твоя Н.»